Фильм создан за счёт средств грантовой поддержки социальных проектов "Москва - добрый город" Герой нового документального фильма "Как воспитать чемпиона" - Константин Рабинович, шестикратный чемпион мира по армрестлингу среди спортсменов-инвалидов. Костя родился со спинномозговой грыжей. Родители поначалу очень боялись этой травмы, не знали, как ее лечить, как с ней жить. После необходимой операции, начался долгий путь восстановления, и в семье спортсменов пришло понимание, что самая действенная реабилитация их ребенка с инвалидностью пройдет через движение, через спорт. Родителям посоветовали найти вид деятельности, где мальчик проявит себя лучше других. И такой спорт нашелся – это армрестлинг. Документальный фильм «Как воспитать чемпиона» Хронометраж 26 мин. Вадим Рабинович (отец Константина Рабиновича): Беременность протекала нормально, мы ждали, Лена делала всевозможные исследования… Елена Рабинович (мать Константина Рабиновича): Потому что первого ребенка нормально было, и второго мы ждали. Мальчик, да, все нормально, никто ничего не говорил, и УЗИ было, не показало ничего. Вадим Рабинович: Я знал, что у меня второй сын. Я его тоже очень с нетерпением ждал, гордился, что вот я отец двух сыновей буду. Елена Рабинович: Во время родов, когда он родился, сразу врачи как-то замешкались тут, вот, и я сразу заволновалась. Я говорю: «Что случилось?» А они, значит, молчат. «Как воспитать чемпиона» Вадим Рабинович: Вот он родился в 1989 году, Костя, мы узнали, что сын родился со спинномозговой грыжей. Елена Рабинович: Мне это заболевание ни о чем не говорило. Единственное, что мозговая, вот это слово – мозговая. И я, конечно, очень сильно напугалась. Вадим Рабинович: Я, естественно, жену начал успокаивать, сказал: «Лен, не переживай, все у нас нормально, ничего страшного не произошло, успокойся». Она, конечно, плакала. Елена Рабинович: Мне его не приносили первое время кормить, вот, ну и я вот переживала сильно. Ну и потом, когда принесли, ноги практически у него не двигались, когда я развернула, увидела. Елена Кулинич (тётя Константина Рабиновича): Когда Костя родился, ну, возникли какие-то сложности. На тот момент я, наверное, не думала, что там что-то такое серьезное, что, в принципе, все решаемо. Елена Рабинович: Мы даже не предполагали. Даже до его рождения мы не знали, что такие патологии существуют. Вадим Рабинович: Ну, никто никогда не сталкивался, мы даже этой проблемы и не знали, да, что вообще последствия какие будут. Елена Рабинович: Нам сказали, что надо сделать операцию, все, типа, будет хорошо. Вадим Рабинович: В Москву везти нельзя, там он не транспортабельный, потому что он может в любой момент, этот пузырь, он тонких этих самых, он может разорваться, и вся вот эта жидкость костная, мозг, он может вылиться, и тогда, в общем, результатов уже никаких не будет, будет просто летальный исход. Елена Рабинович: Ну, наверное, мы еще по молодости, может, чего-то недопонимали. В общем, мы в такой ситуации оказались, в которой, ну, никто не предполагал, что может так произойти. Поэтому, мы, мне кажется, мы просто растерялись. Вот нам сказали, что надо делать операцию, мы добивались, тупо добивались, чтобы ее сделали. Вадим Рабинович: Вот оперировал обыкновенный хирург, не нейрохирург, ему эту грыжу усекли, она была больших размеров. Все, что можно было вовнутрь, там, в канал впихнуть, ее впихнули, все остальное, это было отрезано, там, удалено и так далее. Елена Рабинович: Нужна была хорошая аппаратура, конечно. Как нам потом уже врач говорил, у нас нет такой аппаратуры, мы, в общем, делали, как могли. Вадим Рабинович: На тот момент этих операций никто в России не делал, то есть они были единичными случаями, вот. У нас были мысли, почему именно нам, да, почему именно вот у нас это произошло, но так случилось. Как случилось, так случилось. Елена Рабинович: Благодарю судьбу, что так вот все произошло. Кто знает, вот, что? Дмитрий Рабинович (брат Константина Рабиновича): Да, я понимал, что у меня родился брат, хотя я, на самом деле, его увидел, ну, спустя, наверное, полгода после его рождения, потому что была эпопея с больницами, там, с операциями и всего остального. То есть я просто осознавал, что у меня появился брат. Ни в тот момент, ни потом, никогда его не воспринимал каким-то не таким, как я, да, каким-то другим. То есть я никогда не акцентировал внимание на его болезни. Елена Кулинич (тётя Константина Рабиновича): Вот я не помню такого, что какая-то была трагедия в семье. Ну, приняли, так как должно быть. Константин Рабинович (главный герой фильма, чемпион Мира): У меня была одна самая важная, самая серьезная операция вот на вторые сутки после рождения, и, ну, были мелкие, там, да, связанные с моим же заболеванием, вот. Уже была одна такая, более-менее серьезная, в зрелом возрасте, там где-то перед поступлением в университет, вот. А так вот, больше больших операций у меня не было. Вадим Рабинович: И мы просто для себя понимали, что теперь наша жизнь кардинально должна перемениться лишь только потому, что мы должны вплотную заняться ребенком, мы должны его лечить. Елена Рабинович: Постоянно лечились. У нас, мы в поликлинику ходили как на работу, как в школу, как, то есть это наша вот действительно реальность была, мы там жили. Вадим Рабинович: Мы понимали, что каждая упущенная минута, там, день и так далее, она будет сказываться на его именно вот движении. Чем быстрее мы будем лечить, чем быстрее мы будем принимать какие-то меры, тем больше возможностей восстановить как-то что-то, сохранные какие-то моменты, да. Елена Рабинович: А потом просто вот эта реабилитация, мы постоянно ездили, постоянно все это, массажи и физкультура и все-все-все. А потом он сам себя тренировал. Он активный был, Костя. Лайф. Вадим Рабинович: Мы все сами спортсмены, и поэтому мы понимали, что самое главное вот в восстановительной реабилитации – это, конечно же, движение, это спорт. И поэтому мы придумывать начали всевозможные какие-то упражнения. Елена Рабинович: Мы стремились к тому, чтобы поставить его на ноги. Там, Вадим делал брусья ему, он становился между этими двумя брусьями и ходил, вот по это самое, пытался. Константин Рабинович: Отец с мамой вот всячески давали упражнения, вот как-то их с игрой пытались совместить, да, вот. Отец, может быть, потом расскажет, как они меня на трехколесный велосипед посадили, вот, ноги привязали, да, там, я, там, гонял на этом велосипеде. Лайф. Вадим Рабинович: Мы подумали, что нужно заставить его, вот научить кататься на велосипеде. И поэтому, он сам не мог самостоятельно сейчас двигать ногами, они у него просто не двигались, и поэтому я его ноги привязывал к педалям трехколесного велосипеда, скотчем, для того чтобы они не соскальзывали, вот. И когда я его за спину толкал на этом велосипеде, вот эти педали заставляли двигаться ноги. То есть он самостоятельно еще ими не двигал, но уже движения эти осуществлялись, толкания. И потом мы обратили внимание на то, что уже какие-то движения, я просто заметил, что он начал стопой давить на педаль самостоятельно. И это было просто каким-то вот для нас, и просто катался, как здоровый человек, на этом велосипеде, И он с него не слазил. Вот он везде – на детской площадке, где-то в песочнице, он на велосипеде подъезжал, слазил, и ползком пополз по этому песку, там, с игрушками, куличики лепить. Елена Рабинович: Вообще, разговора в таком, что «Ты, там, мне, я должен погулять, ты должна, там, со мной». Я его одевала, просто сажала на велосипед, и вывозила. И я смотрела просто в окно, за ним наблюдала. Он сам с ребятишками играл. Дмитрий Рабинович: У него всегда была своя компания. Он никогда не был изгоем. Ни во дворе, ни… то есть он всегда был наравне с другими детьми. Вадим Рабинович: Он же все это время у нас ползал, да, то есть он не мог подняться, и мы пытались. Мы делали костыли под плечи тоже, и учили его ходить. Вначале он вообще не мог держаться на ногах, ноги его не держат. Константин Рабинович: Первый раз отец меня поставил на костыли, на еще старые костыли, такие наши, которые под подмышку. Вадим Рабинович: На плечах. У него под плечами были костыли, и вот он на этих плечах, значит, прыгал, на этих костылях. Но это было уже опять движение. Мы поняли, что человек сейчас поднялся, почему, потому что вечные штаны вот эти с дырками на этом самом, потому что он постоянно был на полу. Константин Рабинович: Вот, с этого момент, я не помню, чтобы я прям вот как-то вот такой замкнутый образ жизни вел. Я все время был с ребятами, все был со здоровыми, все время был на улице, вот. И либо на велосипеде ездил, либо где-то на качелях катался, ну, все время где-то мотался с ребятами. Дмитрий Рабинович: У нас в семье не было такого, что его как-то выделяли, что ли, как инвалида, да. То есть никто… никто никогда не говорил о том, что он какой-то не такой, что он какой-то другой, да, что у него какие-то, там, проблемы. Елена Рабинович: Мы предоставляли ему полную самостоятельность. У меня вообще, это самое, такая позиция была, вот с самого рождения, что пусть падает, упадет – встанет, ничего страшного в этом нет. Качели тоже: ой, качели, высоко. Понятно, я смотрела, мне тоже было страшно, дух захватывало. Но я вижу, что у него сильные руки, что он держится. Пусть, там, набивает шишки. Ну, нельзя его, вот, опекать до такой степени, иначе вообще ничего не получится. Вадим Рабинович: Вот, отношения, жалость, вот это все с ребенком, оно больше приносит негатива, больше ломает человека, чем дает пользы, то даже из самого здорового человека за счет жалости, если его постоянно жалеть, и просто из него можно сделать инвалида. Елена Рабинович: Не, не жалели мы его так, что прям, там, что-то. Ну конечно, в душе всегда его было жалко. Но, во всяком случае, мы никогда не показывали этого, вот. Константин Рабинович: Мои, родители – это, ну, понимали важность, вот, социальной такой адаптации моей, вот. Они, наоборот, это всячески приветствовали, вот. И, как бы, наталкивали меня на это, да. Дмитрий Рабинович: То есть он гулял, то есть он не был затворником, там, да, он, там, на костылях ходил, да, он, там, на велосипеде катался. Мне кажется, родители всегда пытались его вытолкнуть в коллектив некий. Вадим Рабинович: Человек должен учиться, как и все, в общеобразовательной школе. Вот он пошел у нас в первый раз в девять лет, пошел самостоятельно. Елена Рабинович: Ну, торопился-то в школу, тебе очень хотелось, собирался. Константин Рабинович: Вот, я не помню, хотелось мне или нет. Елена Рабинович: Хотелось-хотелось. Ты встал, ты, там, сам со своим с многозначительным таким взглядом, все это самое, книжечки, тетрадочки, все собрал, значит, портфелик так одел. Ну, ты себя чувствовал взрослый, в школу идешь, что такой гордый. Константин Рабинович: Я не помню, взрослый я чувствовал себя или нет, но мне было очень тяжело с этим портфелем. Елена Рабинович: Да там книжек-то было. Константин Рабинович: Я не знаю, сколько там книжек было, но мне казалось, это очень тяжело. Елена Рабинович: А мы-то с отцом как переживали, вообще. Константин Рабинович: Я не знаю, это уже к вам вопросы, я не помню. Елена Рабинович: Ну, так я тебе рассказываю. Константин Рабинович: Да? Елена Рабинович: Да ты что? Константин Рабинович: Как вы вообще могли меня отдать в школу, скажи мне? Елена Рабинович: Как? Ну как? Все учатся. Константин Рабинович: Ну как вы так поступили? Я только буквально вот там, сколько, полгода назад на костыли встал. Елена Рабинович: Ну и что? А что, лучше было дома, что ли? Константин Рабинович: Да нет, конечно, не лучше. Елена Рабинович: Столько друзей у тебя вообще, общение такое. Нет, я считаю, что правильно, надо было идти в школу. Вадим Рабинович: Я помню его глаза, когда на вот линейке, 1 сентября, когда весь класс стоял, его будущий класс, они еще не знали никто друг друга, вот эти 30 человек. Они все стояли, там, с цветами, какие-то стихи читали, а он сидел. И я помню вот эти глазенки, когда он по сторонам, вот так крутится, и он никак не поймет. Он осознает, вот как к нему буду относиться. Потому что он один, и он не такой, как все. Я думаю, что вот в его голове-то эти мысли крутились, вертелись. Елена Рабинович: Он начальную школу закончил на отлично, вот. Ну, я просто хочу сказать, вот формирование отношений к нему в классе. Дети к нему совершенно нормально относились. Они воспринимали его вот таким, как все, они все остальные. И во дворе у нас все его друзья, совершенно ровное отношение. Мне кажется, он вот даже какой-то такой негласный лидер. Он у нас такой с юмором парень. То есть вокруг него всегда ребята были. Вот дружить он умеет. Лайф Дмитрий Рабинович: Я помню, дни рождения, то есть организовывали они с приглашением большого количества гостей, там и так далее. То есть, ну, вот на моей памяти, его детство, оно, ну, наверное, очень незначительно отличалось от моего детства. Лайф. Константин Рабинович: По этой дорожке изо дня в день я ходил в школу, которая находится в этом же дворе, вот, как сейчас помню, с рюкзаком на плечах. Вадим Рабинович: Здесь мы организовывали первые наши тренировки. Здесь немножко, конечно, изменилось. Раньше у нас здесь были и брусья, и перекладины, шведская стенка. Мы выносили импровизированный свой стол, проводили первые тренировки. Приходили ребята с соседних дворов, Костины одноклассники. В общем, собиралось много людей, человек 12-15, я думаю, было на тот момент, приходили, занимались, вот. Это был наш первый опыт становления нас, как и тренеров, и как спортсменов. Елена Рабинович: Если честно, мы даже не думали о том, чтобы он начал заниматься спортом. Константин Рабинович: Мои родители, это, пытались дальше как-то обучать меня чему-то, какой-то, там, профессии, да, там, музыкальную школу, там, я когда-то учился. Лайф. Елена Рабинович: Нам наша невропатолог в центре реабилитации, она сказала нам, говорит: «Надо найти такой вид деятельности, в котором он может себя проявить, в котором он может быть лучше других». Потому что мы его начали пробовать везде. Значит, мы его в музыкальную школу отдали. Константин Рабинович: Эту фотку даже не показывай. Елена Рабинович: Ну что? Константин Рабинович: Я даже смотреть на это не могу. Елена Рабинович: Почему? Константин Рабинович: Ну, потому что, вы мне полдетства испортили. Елена Рабинович: Да перестань, ты как занимался сначала, так хотел. Константин Рабинович: Нет. Да, хотел? Елена Рабинович: Хотел. Константин Рабинович: Да? Может, меня заставляли музыкой заниматься? Елена Рабинович: Ну, в третьем классе да, уже. Константин Рабинович: И в пятом, в пятом. И занялся армреслингом. Елена Рабинович: О, кстати, ты играл, и уже занимался, помнишь? Константин Рабинович: Ну, только-только начинал. Елена Рабинович: Да. Ты мне еще говорил, что «Вы мне испортили пальцы». Вадим Рабинович: Из этого двора армреслинг начинался в нашем районе. Здесь рождались будущие наши чемпионы, чемпионы Московской области, которые потом с честью представляли и на России наш район. Вот здесь все это начиналось. Елена Рабинович: Вот когда Вадим с армии уволился, он вплотную занялся Костиком. У него, так скажем, с детства, со школы вот эта тяга к спорту, она была. Вадим Рабинович: Я всю жизнь хотел себя с тренером связать, и в школе я мечтал быть только тренером. Я просто понимал, как это здорово, когда ты даешь здоровье другому человеку. И мне это очень нравилось, и сейчас очень нравится. Елена Рабинович: Это его, ему это нравилось. Ну а тут плюс, еще помогал сыну, и вот как-то это пошло-пошло-пошло. Вадим Рабинович: И может быть рождение сына неслучайно. Я просто думаю, почему я всю жизнь мечтал быть тренером, хотел заниматься спортом с людьми, давать им силу, здоровье, вот. И вдруг пошел в армию. И потом вот судьба так развернулась, что стал тренером. Не просто тренером, а именно тренером по адаптивной физической культуре. Константин Рабинович: Первый чемпионат, первенство России первое вот мое, выиграл я, через четыре года занятий, в Улан-Удэ, вот. И после этого я как раз в этом году, помнишь, тогда вот на коляске готовился, ездил, там, до дачи, 25 километров, туда и обратно. Вадим Рабинович: Это боль. Да, я заставлял, но это боль, которая преследует меня всю жизнь, если честно. Вадим Рабинович: Это была подготовка к чемпионату Европы. Времени оставалось катастрофически мало. Я понял, что сейчас должна быть самая жесткая тренировка. Инвалидная коляска, она очень хорошо тренирует приводящие и отводящие мышцы, и тогда я ему, как вариант, предложил. «Слушай, а давай ты поедешь, вот, на коляске на дачу. Ты сможешь вообще доехать? Ты хоть и кичишься: «Вот я, там, чемпион и так далее», да, но это на самом деле ты не сможешь». Я говорю: «Ну, сколько там? 20-25 километров до нашей дачи. Давай мы тебя проверим». Это было первый раз, когда он просто, откровенно, если говорить, он купился, да. Лайф Константин Рабинович: Вот по этой дороге 14 лет назад меня мучали родители, заставляли брать коляску, на коляске до дачи по дороге, по пересеченной местности, по бездорожью 25 километров. Вадим Рабинович: Когда я все это сделал, особенно в первый раз, у меня так сердце защемило, я так переживал. Во-первых, он по дороге, по асфальту. Первое время я вообще отъеду, допустим, да, куда-то в стороне становлюсь и смотрю, издалека там едет или не едет. Едет – я опять вперед уезжал. Потом приезжал сюда на дачу, залазил вот на конек крыши дома, и смотрел уже издалека. А жена тут тоже все: «Ну что там? Едет или не едет там?», я говорю: «Едет-едет, вон, - говорю, - едет». Константин Рабинович: Вот, это не считая двухразовых тренировок, утром и вечером, вот, в середине дня я туда ехал, приезжал, футболку выжимал, падал на землю, вот. Вадим Рабинович: Но когда он приехал, я сказал: «Кость, ну надо ехать теперь обратно, назад, на этой коляске». И тут же, пока вот он чуть-чуть передохнул, я его тут же отправлял обратно. Может быть, не знаю, злые какие-то вещи рассказываю, и я потихонечку наблюдал за ним, ехал. Он до сих этого не знает. Мы с мамой ехали, переживали. Я смотрю, он работает, прямо с наклоном, движение вот этих рук, все выполняет. Константин Рабинович: Меня там откачивали, и обратно. Так я вот тренировал выносливость к первому чемпионату Европы своему. Вадим Рабинович: Он на протяжении, там, определенного периода до вот этого вот чемпионата Европы, он как раз вот по 50 километров на коляске ежедневно, практически ежедневно. И я понимал, что вот тренерская задача, которую я для себя, в принципе, поставил, да, и для него, она осуществляется. Надо тоже ему отдать должное, у него очень сильный характер, вот. И как спортсмен, и как сын, да. Больно, скрипел, плохо, не хотел. Но он заставлял себя, делал и выполнял. Когда ты не хочешь, а делаешь, просто понимаешь и осознаешь, что это нужно делать, вот это в нем присутствует. Лайф. Елена Рабинович: Вот это вот стремление дойти до сути, добиться всего, оно у него вот с самого младенчества. Он не ляжет спать, пока он все не сделает, пока он до последней точки не дойдет, пока он не разберется. Да, у нас в основном все время уходило на занятия. Пока музыкой три часа, потом пока домашние задания, в общем, ну, он никогда не сдавался, до последнего. Глаза уже в кучу, так спать хочется, но… Константин Рабинович: Ты уговаривала меня спать пойти. Елена Рабинович: Да, я говорю: «Может, все, Костя, хватит?» Уже чувствую, что ничего не соображает. «Может, ляжем?». «Нет, мы будем делать до тех пор, пока я не сделаю все сам до конца». То есть он всегда вот стремился сделать все, как положено. К земледелию, ну, не очень. Так что, чтобы только за компанию. Так, чтобы поболтать, пообщаться, вот. Я делаю, а он рядышком. Могли и на разные философские темы, о жизни, вот. Это да. Когда много-много говорили. Константин Рабинович: Когда переставали учиться – говорили, когда говорить переставали – учились. Мама всегда со мной, ну, так вот просто сложилось, она с самого детства со мной общается, вот, разговаривается, в мозгах копается. Поэтому, это вот как раз тот человек, с которым я могу пообщаться обо всем. Елена Рабинович: У меня, наверное, больше было времени просто с ним беседовать. Мы с ним могли и до полуночи просидеть, говори… разговаривая. Ну, он мне свое доказывал, конечно, он отстаивал свою точку зрения, я ему свою преподносила, но никогда не давила. Константин Рабинович: Папа у меня практик, а мама – теоретик. Отец меня учил жить, и учил, ставил на ноги, помогал в обучении, вот, помогал мне с профессией, вот. Я себя попробовал уже и как спортсмен, и как руководитель, да, и как руководитель, да, и как общественный деятель, вот. Я, там, был в общественной палате у нас в городском округе. Вадим Рабинович: Когда он начал заниматься тренерской деятельностью, а это всегда возникает вопрос, между любыми тренерами, и сейчас у нас очень ревностные отношения, там – это мой спортсмен, не мой, кто начинал тренировать, да. Елена Рабинович: Пока Костя учился в школе, у нас таких конфликтных ситуаций не случалось. Так, чтобы Вадим от него что-то сильно требовал. А вот когда Костя стал подрастать, когда уже, вот, они стали вместе работать – да, тут да, у них иногда бывают разногласия. Вадим Рабинович: Но я понимал, что у него есть очень сильная сторона, он практик, он борется, он знает такую мелочь, которую, допустим, я могу упустить. И я просто понял, что мне нужно отходить на задний план, и отдать всю инициативу ему. Елена Рабинович: С мужем, в общем-то, на эту тему очень часто беседуем. Надо давать возможность Косте совершать ошибки, совершать. Да, пусть он их совершает, набивает шишки. Так же, как упал с велосипеда, там на качелях где-то поскользнулся, или еще что-то. Надо давать свободу. Вадим Рабинович: Когда четыре года меня просто не было, я для себя отметил, что он некоторые вещи сделал намного лучше, чем я. Во-первых, сама организация выросла, да, в количественном составе, во-вторых, сами тренировки были составлены очень грамотно. Во-вторых, те упражнения, которые он стал применять, они были построены анатомически грамотно. Елена Рабинович: Он для него еще пока ребенок, маленький ребенок. Он не может в нем увидеть уже взрослого человека. Вадим Рабинович: Если оглядываться сейчас вот назад, я бы все-таки, наверное, давал бы больше ему свободы в принятии каких-то решений. То есть сейчас он работает с оглядкой, то есть, как скажет папа. Елена Рабинович: Я об этом говорила Вадиму, и не раз. Он живет с оглядкой, он боится. Он и мне говорил: «Я боюсь принять какое-то решение без одобрения отца, потому что я боюсь реакции». Детей надо отпускать вовремя, от себя. Вадим Рабинович: Он, как и тренер, и как человек, вполне сформировавшийся. Но вот этот комплекс, ну он им живет. Как только вот я отвяжу его от велосипеда, и… Елена Рабинович: Мы, наверное, еще все-таки не до конца его отпустили, и даже навязать свою волю пытаемся. Константин Рабинович: Мне кажется, я до сих пор с этим борюсь, с тем, что мои родители, я так думаю, что до сих пор меня считают не совсем взрослым. Лайф Елена Рабинович: А как играл хорошо, ой, прелесть. Как жалко, мне прямо жалко было бросать так. Константин Рабинович: Ну вообще, что плохого, что я начал армреслингом заниматься вместо баяна? Елена Рабинович: Ну, на баяне бы ты нам играл, мы бы пели. А ты сейчас что, только картошку можешь мять. Константин Рабинович: Почему? Банки еще открывать могу. Елена Рабинович: Банки открывать, что ж мы кто-то… Константин Рабинович: Я много чего могу. Елена Рабинович: А то, представляешь, веселье, гармонь как развернул, все запели. Константин Рабинович: Ну, мам, ты все можешь испортить. Елена Рабинович: Да шутка, Кость. Елена Кулинич: Костя, он может ставить задачу и идти к этой цели и достигать того, что он задумал. Я вижу и черты папы, и черты мамы, и мне кажется, это на пользу ему. Я считаю, что Костя состоялся, а что-то, как-то – ну трудно сейчас оценить, что было правильно, что было неправильно. Константин Рабинович: Мне было важно побеждать, я так самоутверждался. Я так хотел показать окружающим, обществу, что я не хуже, а где-то и даже лучше здоровых людей. Что я могу больше, чем они. Константин Рабинович: Сейчас я всем все доказал! И для меня сейчас все, что у меня есть, мои кубки, медали – да, это определенная память, гордость, это железо, которое я могу спокойно убрать в коробку. А взаимоотношения с моей семьей, мои родственники, моя семья – это я не смогу убрать в коробку. Для меня родители – это самые важные люди в моей жизни, вот, независимо ни от чего, что бы ни происходило.